"Мы – в аду "Расстрелянного возрождения": интервью с автором фильма года в Украине

Недавно украинская национальная кинопремия объявила номинантов 2025-го года. Лидером стал "Будинок "Слово": нескІнчЕн(н)ий роман". Автор фильма Тарас Томенко рассказал МЕТА:

• сколько млн фильм собрал в прокате и сколько он на этом заработал;

• как благодаря фильму он в 2013 понял, что будет война;

• за что его наградил Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Эпифаний и мн. др.

Это все очень красиво снято и сказано – тонко трогает до глубины души. Дочитайте, пожалуйста, до конца… Позвольте себе подумать о высоком. И проникнуться им.

"Будинок "Слово": нескІнчЕн(н)ий роман" – кино об украинских художниках, реально живших в одном коммунистическом доме в Харькове и ставших, в частности из-за него, "Расстрелянным возрождением" нашей литературы. Символично, что расстреливал их тоталитаризм именно в Харькове, стремясь сделать его столицей Украины, оттянув ее от Киева, который был столицей Киевской Руси. Сегодня тоталитаризм той же породы беспощадно расстреливает Харьков, стремясь сделать его своим…

Я, так сказать, артхаусный режиссер, хотя вроде бы как и классический. Люблю пофестивалити? Да. Но и не фестивальный

Тарас Томенко – украинский режиссер и сценарист

В контексте разработки Тарасом уже более 12 лет темы наших художников 20-30-х годов ХХ века, интересен тот факт, что он родился в семье поэта Николая Томенко. А также – что у него есть образование украинского филолога, которое он получил раньше режиссерского.

Тарас – украинский и европейский киноакадемик. Имеет премии и награды от Международной федерации кинокритиков, Венецианского и Берлинского кинофестивалей и других менее известных – в Греции, Японии, Словакии, США и т.д.

Национальная кинопремия "Золота Дзиґа"

Первую "Золоту Дзиґу" Тарас Томенко получил в 2018 году за первый "Будинок "Слово", который был документальным.

В этом году художественный "Будинок "Слово" (ред.: далее "БС") номинирован в 16-и из 19-и возможных категорий. Голосование за победителей начато 15 мая. Их объявление состоится 19 июня.

"Будинок "Слово": нескІнчЕн(н)ий роман" описывает исторические события,

которые произошли в Харькове после заселения почти всех украинских художников того времени в один дом на улице Культуры, 9 (первоначально: ул. Красных Писателей, 5). В частности, там жили Николай Хвылевой, Остап Вишня, Михаил Семенко, Анатолий Петрицкий, Антон Дикий.

Тарас, а как бы вы хотели, чтобы вас представляли? У меня создается впечатление, что вы именно фестивальный режиссер, а не классический и не для людей…

Я, вероятно, скорее артхаусный, чем мейнстримовский или фестивальный режиссер.

Потому что у фестивалей тоже есть своя конъюнктура. Поэтому сделать фестивальный фильм – это такая же конъюнктура, как и коммерческий. Мне кажется, нужно делать свое кино всегда, а не фестивальное или коммерческое. Только в этом важность.

Создавая фильмы, вы не задумываетесь о деньгах и их успехе?

Я никогда не делал коммерческие проекты. Никогда не снимал сериалов. Никогда не снимал рекламу. А в кино я всегда искал свое выражение, свой подход, свое высказывание.

А "БС" как вы оцениваете – это авторское кино или более классическое драматургическое кино?

Случилось так, что когда была сдача этого фильма – меня стали поздравлять:

О, ты снял классное прокатное кино

Я говорю: стоп, стоп, стоп, минуточку, я снимал авторское кино.

Нет, говорят: ты снял классное зрительское кино.

Говорю: отстаньте от меня, я такого не делал.

Мы с оператором были убеждены, что делаем авторское кино для себя. Но, как показала практика, фильм оказался интересен не только мне с оператором. Он уже больше года – в прокате. И это, пожалуй, следует сказать, потому что это беспрецедентно для украинского кино. Обычно фильмы держатся 2-3 недели в кинотеатрах. А наш – стартовал 9-го мая 24-го года и до сих пор идет.

А это значит, что его посмотрели и до сих пор смотрят очень много людей. А еще у меня есть множество сообщений от незнакомцев, которые пишут, что 4-5 раз ходят на него. И это гораздо интереснее, чем когда, оказывается, что снял только для себя.

И мне очень нравится, что фильм обсуждают. По версии New York Times, "БС" стал одним из самых обсуждаемых явлений в Украине за прошлый год. И это очень круто.

И что, "БС", может быть, имеет даже коммерческий успех?

Знаете, я думаю, что он имеет зрительский успех. Это гораздо важнее коммерческого.

То есть, деньги за прокат фильма вы не считали?

Это дело продюсера. Я как режиссер зарабатываю гонорар вне зависимости от проката.

Но, скажем, из 19 миллионов прибыли из проката – половину забирает кинотеатр. Из оставшейся половины – 30% условно забирает дистрибьютор. Потом из того, что осталось – половину нужно отдать Госкино. Ведь нас финансировало Госкино. И из того, что еще остается – заплатить налог. А остальное – это доход продюсера.

Последние 2 года я сознательно не подавался на финансирование Госкино с тем, чтобы средства, которые должны пойти на фильм – пошли на украинскую армию. Я считаю, что сейчас это гораздо важнее – это может спасти жизнь. Вот, пусть уже война закончится – тогда, дай Бог, украинское государство развивает украинское кино.

Ред.: Проект "БС" победил в конкурсе Госкино 2017 года; мировая премьера состоялась в 2021 году.

Как долго длилась ваша работа над "БС"? Как вы думаете: в какой момент она действительно началась?

Наверное, еще в школе, когда я увлекся Хвылевым. Мне всегда не давала покоя эта загадка его самоубийства.

Потом, в университете я даже на сцене ставил "Я (Романтику)".

Но, по-видимому, гром среди ясного неба был тот момент, когда я понял, что все художники той волны жили в одном месте в одно время. Они все соседствовали, кроме Довженко, ходили в гости друг к другу, на охоту, дружили, пили чай, ссорились. Ты понимаешь, что это просто невероятная жизнь. И невероятная страница истории Украины. Так я стал собирать под это материалы.

Что было началом работы?

Наверное, то, что я пригласил к сотрудничеству поэтессу Любу Якимчук. Я знал, что она очень любит Семенко. И мы вот закрылись в комнатке еще при януковиче и начали писать этот сценарий. Сначала это были архивные материалы, которые вылились в документальное кино. Еще позже появилась возможность снять художественное.

Выходит, что пока вы писали о трагедии революции Хвылевого, за окном началась наша новая украинская еврореволюция?

Да, совершенно. Наши события на бумаге были абсолютно созвучны с тем, что происходило на улице. И проходя этот путь Хвылевого, когда у тебя за окном идет революция за то, к чему стремился и он – ты понимаешь, что будет дальше. Мы с Любой прекрасно понимали, что дальше будет война.

А есть основная идея, которую вы закладывали в этот фильм: как он может изменить наш мир сегодня?

Мы проходим сейчас такой круг ада, который "Расстрелянное возрождение" прошел в свое время. Мы идем по тому же пути.

А в первую очередь, для меня это кино было о власти и художнике. Я исследовал: насколько власть хочет получить художника, или художник хочет получить власть…

Этот фильм – это поединок.

Собственно – о внутренней лаборатории Хвылевого в последние дни его жизни перед самоубийством.

Это мое прочтение его шага: почему он так сделал. Мы ведь знаем, что он перед смертью сжигает свой роман, который никто никогда не видел. А как известно, рукописи не горят. Поэтому этот фильм – роман в романе.

Это сожженный роман Хвылевого, где его персонажи переплетаются с реальной жизнью. Это на грани двух субстанций – вымышленной и реальной. Это об ответственности художника на примере Хвылевого: каждый художник имеет ответственность за то, что он делает.

У вас получилась эстетически-визуально очень красивая богемная история. И это что-то новое для украинского кино и литературы. Ведь до сих пор странно царит великоимперский московитский миф, что украинская литература – это, извините, какое-то село во всех возможных негативных смыслах этого слова.

На самом деле вы говорите правду. Потому что украинская литература существовала под строгим табу: украинским писателям было запрещено писать о городе. Они писали о селе, потому что только это могло публиковаться. Так было и в ХХ, и в ХІХ веке. Первый, кто проломил это – наверное, Пидмогильный с романом «Город». российские власти всегда пытались сделать украинскую литературу не городской, не интеллигентской.

Мне кажется, Пидмогильный, выведя своего героя Степана Радченко из села в город – начал городскую прозу в украинской литературе. И так же это произошло в доме "Слово", на самом деле там многое произошло для украинской культуры.

И мне кажется, что самым главным там был перелом на 13 мая 1933 – когда Хвылевой пустил себе пулю в лоб.

Это, собственно, завершение огромного времени модернизма в украинской литературе, в украинском искусстве вообще – и переход к методу сталинского социализма. А в нем уже были четкие рамки возвеличения партии, сталина, ленина и т.д. Таким образом, украинская литература не могла существовать.

А перелом с выстрелом Хвылевого является определяющим в украинском искусстве и вообще в истории Украины. Потому что тогда произошел также перелом общементальный и в художественной, и в политической жизни Украины.

Почему?

Ведь Хвылевой положил начало литературной дискуссии, которая приобрела такой мощный масштаб и силу, вышедшую за рамки литературы – став политическим лозунгом: "Прочь от москвы – вперед к интеллектуальной Европе"… И в Москве понимали, что это стало слишком опасным и требует контроля. Поэтому негласно было приказано приструнить всю украинскую литературу, которая происходила в доме "Слово" – а несогласных допросить и расстрелять.

Поэтому исследование этого момента, мне кажется, очень важно перенести на экран. И, собственно, я сделал два фильма.

"Золота Дзиґа 2025" и "БС": ожидали ли вы такого потрясающего поворота с количеством номинаций?

Да, это ошеломительно, потому что фактически это все номинации. Мы не попали только туда, куда не могли – документальный и короткометражный фильм.

Я думаю, что я ожидал этого. У нас все службы и департаменты поработали хорошо: и художественный, и костюмы, и грим. Это то, что люди своими руками делали все. Я считаю, и сценарий был неплохой (ред. Тарас Томенко написал сценарий в соавторстве с Любовью Якимчук), и прекрасная работа операторов, и художников, и актеров. Я считаю: достойно, чтобы каждая номинация была подтверждена голосованием за награду. Все работали честно и на совесть.

Это очень приятно, потому что это признание коллег по цеху – киноакадемиков. И огромное им спасибо за это. По сути, "Дзиґа" - это украинский аналог "Оскара".

В прошлом году Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Эпифаний пригласил в свою резиденцию создателей "БС" и отметил церковными наградами. Какое значение для вас имеет такая награда и почему его заслужил именно "БС"?

Меня отметили орденом Архангела Михаила II степени. Для меня это честь.

Церковь, вероятно, идет с обществом вместе.

А тема религии и веры в вашем фильме не поднимается?

Вероятно, веры. У Хвылевого тоже на этот счет есть внутренний разлом. Скажем, если почитать его "Арабески" – то он обращается к Богу, чтобы сделал его гением: ""щоб розказати, як хрумтить жемчуг біля японських ліхтариків". А потом, через два абзаца, он говорит: сегодня я встретил маленького серого чёртика, с которым потом подружился. Думаю, что у него были эти качели между Богом и дьяволом – и это влияло на его творчество. Собственно, об этих качелях фильм.

Дом "Слово" в реальности, если бы из него убрать сталина и ссср с тоталитарным давлением – то идея общего дома для писателей хорошая? Вы бы хотели поселиться в таком, проживая свой быт и досуг в кругу исключительно художников?

У ссср был такой опыт: дома творчества писателей, которые располагались в лучших жемчужинах – в Крыму, в Коктебеле, например – куда писатели могли приезжать, чтобы творить.

А сама эта идея, когда начинался реальный дом "Слово"… – на самом деле сталин только воспользовался ею. Его же писатели начали – строили кооперативный дом за собственные деньги. Они сбрасывались с гонораров. А когда стало этого не хватать – сталин добавил средств на завершение дома. Но они строили его своими руками. Здесь еще нужно понимать контекст времени. Тогда сама эта идея витала в воздухе – строились дома ученых, медиков и многие другие.

Вообще, это была эпоха баухауса – когда нужно было прикладные вещи воплощать в жизнь. Считалось: учителя, если будут жить в одном доме, им будет лучше в коммуне. Возможно ли это сейчас? Я не знаю. Я не о реальности.

А о реальном доме "Слово" надо понимать, что те писатели, которые его строили, никогда не имели своего угла. Все что-то арендовали, какие-то комнаты, общежития рабочие – они жались, кто где. И это был их единственный момент – получить свой уголок и поставить рабочие столы, чтобы писать.

Я, наверное, не мог бы жить в таком доме. Я люблю как-то тихо и отдельно жить – подальше от людей.

Но для того времени это было очень интересно. Была бурная литературная дискуссия – все творили, выдвигали идеи, ссорились между собой, находили вместе новые концепты… Я думаю, там такая очень крутая тусовка была собрана. Но в 27/28 году они поселились. И оставался только 29 год для нормальной жизни. 30-31 год – голод пошел. Дом "Слово" имел очень короткий период – не все успели даже обставиться мебелью до того, как начались репрессии.